"Медея" продолжает культурно-исторический цикл Пазолини, начатый лентой "Царь Эдип". Двигаясь из глубины веков, от античности к новым временам, он стремится не только противопоставить разные цивилизации и миры. В архаичной, с точки зрения современного человека, действительности заложен, помимо истока европейской культуры новых времен, также и ее будущий распад и крах. В картине "Свинарник", снятой перед "Медеей", это выражено намеренно прямолинейно - пороки современных буржуа имеют первобытную природу.

Фильм "Медея" отражает те же безысходность и пессимизм состояния "после революции", которое было свойственно интеллигенции в конце 60-х годов. Но мир античности, сознательно вневременной и всечеловеческой, а отнюдь не греческой, увиден художником, как и в "Царе Эдипе", в диалектическом единстве варварского и волшебно-символического. "Медеев комплекс" - это и проявление животной, безрассудной мести, и языческий обряд жертвоприношения собственных детей в угоду богам. Недискретность древнего сознания, которое находится в единении с силами природы и божественными проявлениями, оправдывает жестокий поступок Медеи, решившей отомстить неверному Ясону. Но если "Царь Эдип" у Пазолини был все-таки разомкнут в современность, "Медея" (подобно последующей "трилогии жизни") остается замкнутой в прошлом лентой. Эдип совершил свое деяние по неведению, а в трагедии Медеи, как и в абсолютно естественном поведении героев картин "Декамерон", "Кентерберийские рассказы", "Цветок тысячи и одной ночи", есть безусловная свобода выбора. Можно самоосуществляться во зле или в любви - согласно собственной натуре, но одновременно с ощущением себя в качестве лишь части целого, а своего действия - как проявления общего порядка. Новый человек лишен даже и этой свободы выбора, и представления о целостности своей жизни. Он извиняет собственную подлость тем, что не лучше других, а во всем виноваты, в крайнем случае, общество, время, но не Провидение или Божий Промысел. В этом смысле Медея для Пазолини - последняя истинно трагическая фигура, вступившая в открытый поединок с Роком и с самой Смертью, взявшая на себя ответственность за содеянное. Есть особая закономерность в том, что её роль сыграла великая певица Мария Каллас, которая придала образу дополнительное величие и подлинный трагизм.