Один из последних немых фильмов советского кино, комедия «Счастье» режиссера Александра Медведкина, рассказывает историю нищего русского крестьянина по прозвищу Хмырь. Доходяга Хмырь (П. Зиновьев) никак не может прижиться ни в единоличном хозяйстве, ни в колхозе. В самом начале фильма он оказывается на перепутье, где его, как сказочного богатыря, встречает придорожный камень с надписью: «налево пойдешь — смертию умрешь, направо пойдешь — сдохнешь, прямо пойдешь — умереть не умрешь, но и жив не будешь».

Так и получается, что при старом режиме беднягу допекают самые разнообразные нахлебники. Его обирают до нитки все кому не лень: и батюшка с дьячком, и конкурирующие с ним странницы, и постоялые солдаты, и соседушка кулак и мироед, с благообразными сединами. И когда все до зернышка, до копеечки отдает Хмырь, на хибарку его набрасываются воры. Единственное, что остается у него — это подстать ему лошаденка в «яблоках» (нарисованных) и красавица жена, Хмыриха. Все втроем они и вспахивают скудный надел, вертикальным склоном уходящий в гору.

Во второй части картины Хмыря опять поджидает неудача. Теперь он оказывается в колхозе, где работает водовозом. Его Хмыриха, позабыв-позабросив мужа, уверенно идет к светлому будущему с бригадой трактористов. А в колхозные ряды втерся бывший кулак. Хмырь же теперь ленивый и несознательный элемент: воду он не довозит — проливает, колхозный урожай не сохранил — растащили его все те же стяжатели, заперев самого Хмыря внутри амбара. Вот и остается Хмырь опять ни с чем. А Хмыриха выходит в ударницы, и за свои трудодни получает немеряно добра. Злобный же кулак устраивает диверсии: поджигает колхозные хлева. Тут и просыпается сознательность в Хмыре, от природной любви к животным, наверное. Он спасает скот и вместе с другими колхозниками разоблачает врага.

Заканчивается картина самым счастливым образом: помирившиеся Хмырь с Хмырихой отправляются в город, где Хмырь полностью меняет свою одежду на обновки из лучшего магазина. Радостные, они уходят жить счастливой колхозной жизнью.

Даже сегодня «Счастье» (1934) поражает своей новизной. Она не в самом сюжете, вариации которого можно встретить во многих картинах начала-середины 30-х. Между тем, на худсовете, связанном с выходом «Счастья» на экран, многие сочли этот самый сюжет чересчур новаторским.
Новизна в том, как непринужденно и естественно вводит Медведкин в свой фильм лубок, как свободно он погружает своих героев в карнавальную стихию. Повествование развертывается на пространстве с очень низкой, а иногда и чрезмерно высокой линией горизонта. Пространство это предельно условно. Самым реалистичным моментом оказывается поход Хмырей в магазин. Центром действия становится подворье героя. Не подворье, а так — пустошь. Да и дом домом не назовешь, так — покосившаяся хатка, где лошадь на крыше солому кушает. Сам Хмырь едва жив, а для пущей выразительности ребра у него прорисованы черной краской. Рядом с молодой и сильной женой он кажется совсем стариком. Образы стяжателей сделаны в еще более жесткой сатирической манере: с длинными носами, кривыми ногами и пр. Конечно, запоминается компания странниц-монашек. Эти святые девы собирают подаяние, облаченные в кисейно-прозрачные одежды. И все-таки самым сильным остается образ солдат. Все в одинаковых, пугающих своей тупостью масках. Они чем-то напоминают персонажей «Стены» А. Паркера.
При том, что картина сделана в 34 по настроению она напоминает ленты 20-х. В своей брошюре о творчестве Медведкина Р. Юренев замечает, что ему кажется странным, что трудяга Хмырь в колхозе оказывается лентяем. Но удивительно как раз то, что в итоге Хмырь все же приходит в колхоз. Хотя, если присмотреться, то Хмырь-колхозник— это уже совсем другой человек. У него даже костюм новый. Единоличный крестьянин-Хмырь словно погибает, спасая колхозный скот, уступая место сознательному Хмырю. Именно поэтому, покупая новый костюм, он так пытается избавиться от своего старого тряпья. И никто не хочет у него эту рухлядь забрать. Злополучный узелок, как Горе-Злосчастье из сказки преследует Хмыря. В конце концов он хитростью подкидывает его воришкам, раз и навсегда избавляясь от Горя-Злосчастья, а заодно и от себя прежнего. Вся комичность его облика вдруг исчезает. Он превращается в обыкновенного мужика-колхозника. Наконец, дотянулся он до своей жены, которая, единственная в фильме, не была наделена гротескными чертами. Может, поэтому до удивления легко дался Хмырихе переход в колхозную жизнь. Что роднит ее с другими женскими персонажами кино тех лент — с героинями Л. Орловой, например. Они куда быстрее своих партнеров приспосабливаются к новым жизненным условиям. При всей красоте своей, эти женщины не отличаются особой женственностью. А иногда производят впечатление ломовых лошадей. Кстати, когда бедная хмырева кляча падает без сил, в плуг впрягается сама Хмыриха.
При явном идеологическом настрое картины, в «Счастье» есть что-то, что продолжает привлекать зрителя и по сей день. Это, конечно, живой, не подчиняющийся никаким идеологическим и временным рамкам смех. Гротескность образов фильма, неожиданность решений полностью стирают из памяти проколхозную идею. И зритель оказывается вовлеченным в медведкинский карнавал.